Неточные совпадения
Я прихожу — Вадима нет дома. Высокий
мужчина с выразительным лицом и добродушно
грозным взглядом из-под очков дожидается его. Я беру книгу, — он берет книгу.
Выбор такой большой пьесы, как «Гамлет», произвел удивление и смех в публике; но m-me Пиколова хотела непременно, чтобы пьесу эту играли, — хотел того, значит, и
грозный начальник губернии и в этом случае нисколько не церемонился: роль короля, например, он прислал с жандармом к председателю казенной палаты, весьма красивому и гордому из себя
мужчине, и непременно требовал, чтобы тот через неделю выучил эту роль.
Что может удержать от разрыва тоненькую пленку, застилающую глаза людей, такую тоненькую, что ее как будто нет совсем? Вдруг — они поймут? Вдруг всею своею
грозною массой
мужчин, женщин и детей они двинутся вперед, молча, без крика, сотрут солдат, зальют их по уши своею кровью, вырвут из земли проклятый крест и руками оставшихся в живых высоко над теменем земли поднимут свободного Иисуса! Осанна! Осанна!
Из темных углов, из «смрадных переулков» приходят женщины —
грозные и несчастные, с издерганными душами, обольстительные, как горячие сновидения юноши. Страстно, как в сновидении, тянутся к ним издерганные
мужчины. И начинаются болезненные, кошмарные конвульсии, которые у Достоевского называются любовью.
«Вздор, почему же все, ведь я
мужчина, ведь у меня тоже есть характер… Я сломаю ее…» — решает он в одну минуту, но образ
грозной Ирены восстает перед ним.
И в стихии женской любви есть что-то жутко страшное для
мужчины, что-то
грозное и поглощающее, как океан.
На взгляд обманчив вид
мужчин;
Кажись, и сан, и классный чин…
Кто в шляпах круглых, кто с углами,
Кто в
грозных шлемах, в картузах;
Всмотритесь в них ума очами —
Большая часть из них в чепцах.
Кругом толпились слуги Строгановы, и
мужчины и женщины проталкивались вперед, чтобы хоть одним глазком взглянуть на будущего мужа своей молодой хозяюшки, еще так недавно
грозного атамана разбойников, а теперь взысканного царскою милостью князя Сибирского.
И это слово, брошенное в середину расфранченных чистых женщин, сытых и довольных
мужчин, прозвучало, как похоронный колокол, как
грозный упрек умершего всем живым. Но ничья не опустилась голова, ничьи не потупились глаза. Еще более жадным любопытством засветились они — подсудимая так хорошо ведет свою роль.